Война калечит человеческую психику, и военнослужащие, участвующие в боевых действиях, нередко страдают целым комплексом расстройств. Помочь им адаптироваться к работе на передовой могут штатные военные психологи. Однако, как показывает практика, лишь в редких случаях они способны делать свою работу качественно из-за общей загруженности или недостаточной компетенции. Тогда на помощь приходят психологи-волонтеры, готовые консультировать солдат на передовой с риском для собственной жизни. В рамках цикла о семьях, чьи судьбы переплелись с боевыми действиями на Украине, наш корреспондент рассказывает историю Виктории Мальцевой, волонтера и военного психолога, которая ради своих подопечных не только выезжает в самые горячие точки, но и работает в тылу с их семьями. Как устроена работа психологов-добровольцев, с какими проблемами чаще всего сталкиваются бойцы в зоне СВО и почему их родные нередко усугубляют их состояние — в материале «Ленты.ру».
© РИА Новости
Обнимая души
В зоне боевых действий нечасто можно встретить женщин, особенно тех, кто готов выезжать прямо к окопам, рискуя погибнуть под обстрелом или сбросом боеприпаса с дрона-камикадзе. Но Виктория Мальцева в свои неполные 26 лет делала это не единожды. За плечами девушки несколько контузий, множественные переломы, а в позвоночнике — около дюжины осколков.
Все это последствия волонтерской работы, причем довольно нетипичной для текущего конфликта.
«В декабре прошлого года я навещала бойцов, обороняющих левый берег Днепра в Херсонской области. По пути назад в нашу гуманитарную машину прилетел боеприпас, сброшенный с дрона. Повезло, что успели довезти до госпиталя…», — Виктория Мальцева, военный психолог и волонтер.
Виктория — квалифицированный военный психолог. Получив профильное высшее образование, с началом специальной военной операции она прошла переподготовку на психотерапевта по социальной реабилитации, а затем — курсы по работе с участниками боевых действий.
«Если к обычному психологу приходят с запросом «меня бросила девушка» или «я хочу пережить утрату», то в моем случае это «меня мучают кошмары после контузии» или «я перестал ощущать эмоции после зачистки». Кто-то не может справиться с пережитым стрессом, другие — снискать понимания родных», — объясняет волонтер специфику своей работы.
Виктория признается, что в начале боевых действий не упоминала о своей квалификации и приезжала к военным под видом обычного гуманитарщика, чья работа — развозить лекарства и средства индивидуальной защиты.
По словам девушки, чаще всего ни командиры, ни рядовые бойцы не понимали важности психологических консультаций, опасались потенциальных «проблем», связанных с ее присутствием в подразделении.
«Потому что только стоило сказать, что едет военный психолог, реакция была: «Господи, только не это!» Кто-то опасался, что разговор может всплыть в личном деле, другие — что узнает командование и будут проблемы», — Виктория Мальцева, военный психолог и волонтер.
Но вскоре благодаря кооперации с другими специалистами и волонтерами ей удалось создать полноценный проект в сфере психологической помощи под названием «Ждем дома». Его представители работали с российскими военнослужащими как онлайн, так и лично.
«За полтора года было обработано больше 450 заявок. Чуть меньше половины — мои, потому что сразу после запуска я брала все заявки себе… Потому что до конца не понимала, может ли человек, который не был в зоне СВО, понять, о чем говорит боец», — объясняет она.
На уточняющий вопрос, в чем заключалась главная проблема, мешающая «гражданским» психологам взаимодействовать с бойцами, девушка отвечает предельно конкретно — отсутствие базовых знаний о войне и ее специфике.
«Они путают «Шторм» (подразумевается подразделение «Шторм Z» — прим. «Ленты.ру») и «штурм», то есть какие-то совершенно банальные вещи. И консультация в итоге заключается в том, что им разжевывают: «Штурм — это…, "Шторм" — это…» И пока все это выяснится, боец сам решит свою проблему. Это я иронизирую, конечно», — Виктория Мальцева, военный психолог и волонтер.
«Тяжело признаться в глаза»
С недавних пор Виктория работает с бойцами индивидуально: она ушла из проекта и теперь большую часть времени проводит на фронте, чтобы консультировать как можно чаще.
«Очень и очень многие нуждаются в помощи, — заверяет она. Девушка признается, что в какой-то момент даже хотела подписать контракт на должность медсестры, но, как оказалось, в таком случае не смогла бы полноценно консультировать семьи военнослужащих».
Именно работа с женами, матерями и детьми бойцов, как считает психолог, наиболее важна для полноценной реабилитации солдат и офицеров.
«Потому что война очень часто не создает новых проблем с психикой, а подсвечивает забытые старые. Например, семейный конфликт. Вот уехал мужчина на войну, и разрушилась семья. Почему? Не потому что он уехал на войну, а потому что конфликт [в семье] с латентного уровня вышел на открытый. Это достаточно рядовая история. Жене теперь намного легче сказать, что она больше не хочет с ним жить. В глаза признаться тяжело, а когда человек далеко и неизвестно, когда он вернется, то…», — объясняет психолог.
Расстройства, связанные с травматическим опытом на фронте, по ее словам, также не являются редкостью. Другое дело, что многие из них впоследствии купируются — достаточно краткосрочной специализированной терапии и поддержки со стороны близких. Но именно с этим обстоятельством, как считает девушка, у военнослужащих возникают проблемы чаще всего.
«В экстремальной ситуации у человека скачет глюкоза, пульс учащается, количество сердечных сокращений доходит до 200 ударов, падает или поднимается давление. Если человек долго живет в таком состоянии, это вытекает потом либо в психосоматические, либо в физиологические проявления, например, бессонницу или расстройство адаптации. Но обычно это проходит после трех-четырех сеансов с психологом и психиатром. А вот если эти переживания усугубляются из-за деструктивного поведения родных, они могут трансформироваться в очень опасные состояния», — говорит волонтер.
Например, тяжесть и продолжительность посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), как уверяет специалист, напрямую зависят от психологического климата в семье военнослужащего. Если боец чувствует поддержку родителей и супруги, оно протекает в гораздо более легкой форме.
Напротив, сталкиваясь с давлением, непониманием и непринятием своего бэкграунда, бывшие участники боевых действий нередко компенсируют пережитое на фронте деструктивно, например, алкоголем или агрессивным поведением.
«Но сегодня дела с этим обстоят значительно лучше, чем, скажем, во времена чеченских войн. Сейчас модно быть военным, есть очень хорошая информационная поддержка, работают волонтеры… Это помогает им правильно обработать то, что происходит вокруг», — уточняет военный психолог.
Что такое ПТСР?
Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) — тяжелое психическое состояние, возникающее в результате единичного события или повторяющихся событий, оказывающих сверхмощное негативное воздействие на психику индивида.
Травматичность события тесно связана с ощущением собственной беспомощности из-за невозможности эффективно действовать в опасной ситуации.
Расстройству свойственна группа характерных симптомов, таких как психопатологические ре-переживания (флешбэки), ночные кошмары и высокий уровень тревожности. Иногда имеют место диссоциативные реакции и амнезия.
Симптомы ПТСР могут появиться как сразу после травмы, так и спустя много лет после травмирующего события.
ПТСР может привести к возникновению таких проблем, как депрессия, генерализованное тревожное расстройство, панические атаки, зависимости, суицидальное поведение, агрессивность.
«Даже если случится страшное»
Учитывая эти обстоятельства, особое внимание Виктория Мальцева уделяет консультациям жен и матерей военнослужащих. Признается, что порой это бывает невероятно сложно из-за социальных стереотипов, устоявшихся в российском обществе в последние годы.
«У нас нередко принято считать мужчин, которые в прошлом не были военными и отправились на фронт добровольно, инфантильными, слабыми: мол, сбежал из семьи от проблем. А на самом деле этим мужчинам приходится тяжелей вдвойне», — Виктория Мальцева, военный психолог и волонтер.
Именно поэтому, по ее словам, нужно объяснять их женам, что такой подход способен не только разрушить семейные отношения, но и привести к проблемам у бойца в течение самой службы.
«Возникает напряжение, которое и так было приличным. Сверху добавляется то, что он может долго не отвечать или отвечает сухо, потому что эмоционально выгорел под бесконечными обстрелами. Жена ему пишет о своих проблемах, а он на них отвечает абсолютно равнодушно. Не понимая ситуации, она берет это на свой счет, и конфликт усиливается», — продолжает волонтер.
Из-за этого кризисы нередко случаются и у самих женщин. Постоянный стресс из-за отсутствия супруга планомерно перетекает в депрессию, что приводит к большим проблемам со сном, работой и частым болезням.
«Жены не умеют правильно отпускать мужей на войну. Задача психолога, если потребуется, — подготовить их к этому», — Виктория Мальцева, военный психолог и волонтер.
Главное, что нужно сделать в таких обстоятельствах, — выработать уверенность, что близкий человек вернется, несмотря ни на что.
Это, как подчеркивает психолог, первый и наиболее важный шаг, чтобы выстроить гармоничные взаимоотношения в долгой разлуке.
«Я сама выросла в семье военнослужащих, поэтому понимаю, что это такое. Все мои родственники по мужской линии были на войне: Афганистан, Чечня, Сирия. Да, мы понимаем, что может произойти что угодно. Но вера в своих мужчин хуже не сделает. Наоборот, даже если случится страшное, вера гарантирует и душевное равновесие, и добрую память. Но помощь психолога правда необходима. И солдатам под вражеским огнем, и семьям, ждущим их дома», — заключает она.
